Здесь птицы не поют (СИ) - Страница 16

Если бы Виктора спросили, зачем он хочет услышать еще одну страшилку «от якута», он бы, наверное, ответить не смог. Просто хотелось еще немножко послушать сказки из мрачной якутской мифологии, присутствовало в них какое‑то необъяснимое очарование.

— О! — сказал Юрик и замолчал, попыхивая трубкой.

Солнце закатилось‑таки, блеснуло последним лучом и пропало, погрузив ущелье с рекой в первозданную темноту. Пару минут Рогозину казалось, что рассказчик собирается с мыслями, но молчание затягивалось и Виктор не выдержал:

— Эй, — он снова дернул якута за рукав. — Так ты…

Он не успел договорить, потому что Юрик вдруг завизжал тоненько, упал под камень, на котором сидел, перевернулся на четвереньки, успев, по — видимому, еще в падении каким‑то образом выхватить из ножен на поясе здоровенный тесак, блеснувший отраженным от далекого костра светом в полутьме так угрожающе, что Виктор поневоле закрылся руками.

Но дальше ничего не произошло.

— Кто здесь? — донеслось из‑под камня настороженное.

Голос Юрика странным образом изменился — он стал одновременно глух и тонок.

— Кто здесь? — повторил он еще раз.

— Й — а-а, — проблеял испуганный неожиданной метаморфозой Рогозин.

Из‑под камня донесся облегченный выдох, Юрик поднялся на ноги, уверенным движением бросил нож в ножны, вытер покрывшийся бисеринками пота узкий лоб, отряхнул от песка руки.

— Зачем ты меня напугал? — спросил он.

— Я? — Виктору и в голову не могло прийти, что он может кого‑то напугать.

— Ты — ты, — кивнул якут. — Подкрадываешься, пугаешь. А если бы у меня инфаркт был? Кто так делает?

Рогозин ошарашено замолчал в недоумении — меньше всего он ожидал от Юрика упреков в своем злоумыслии. Немного подумав, одновременно наблюдая за тем, как якут взбирается обратно на булыжник, он развел руки и пробормотал:

— Ну прости, я не хотел.

— Ладно, проехали, паря, — якут устроился рядом. — Так чего хотел‑то?

— Про лагерь там, — показал Рогозин рукой на реку в сторону, с которой они пришли.

— А — а-а! — засмеялся Юрик. — А я‑то думаю — чего он меня пугает?!

— Да не пугал я тебя!

— Ага, а почему я тогда с камня туда, вниз, упал? Ветром сдуло, да?

Разговор приобретал какой‑то дурацкий оттенок, все время возвращаясь к одному и тому же как в какой‑нибудь дешевой пьеске непризнанного гения. Рогозину это не нравилось, раздражало, бесило, но, помня о мхе в трубке якута, он был осторожен.

— Я же попросил прощения.

— Да ладно, я уже и забыл. Но ты меня больше не пугай.

— Не буду, — пообещал Рогозин.

— Хорошо, — улыбнулся якут. Его жидкая щетина над верхней губой, которую он по недоразумению называл «усами», встопорщилась.

И он снова замолчал.

Через четверть часа Рогозин понял, что никакого рассказа не будет и решил идти к костру, устраиваться на ночлег. К тому же одна из ночных вахт — утренняя — досталась ему и он резонно рассудил, что если не выспится как следует, то подниматься будет тяжело.

— Это под самый конец было, — вдруг сказал Юрик, когда Виктор уже слез с камня. — Сталин уже мертвый был совсем. В пятьдесят третьем.

Рогозин хотел вернуться на место, но якут опять умолк.

Так повторялось несколько раз — едва Виктор решался идти к костру, якут начинал говорить. Только делал попытку пристроиться рядом — Юрик затыкался. Подобно буриданову ослу, Рогозин какое‑то время топтался на одном месте, провоцируя приятеля на произнесение отрывочных реплик:

— Сначала‑то здесь лагерь был для всяких иностранцев…

— Ну, знаешь, вот если какой‑нибудь американец или там англичанин с французом в плен попались на войне или еще где…

— В Северной Корее, в основном. Или в Китае. Или во Вьетнаме. Но больше всего в Северной Корее…

— Там же война шла везде. В Корее против коммунистов весь мир воевал — Франция, Англия, Штаты, Турция, Голландия, Канада…

— Испанцы еще… Или не воевали испанцы? Не помню. Колумбийцы точно были…

— Парочка из них даже сбежать смогла…

— Пока до Китая добрались — один американец другого англичанина сожрал…

— Натурально. В Китай только ногу принес в сапоге…

— Это страшный лагерь и страшная история…

— Очень…

— Я бы мог ее тебе рассказать, если бы ты не стал пугать меня…

— И если ты меня пугать больше не станешь, то…

В конце концов Виктор принял половинчатое решение: оперся спиной о скалу и остался стоять внизу, не делая более попыток подобраться к рассказчику поближе.

А Юрик продолжал:

— Потом, перед тем как все случилось, их всех перевели куда‑то на Чукотку, а сюда наших переселили. Наши должны были, паря, строить железку туда, — наверное, Юрик показал направление рукой, но в темноте да снизу этого не было видно. — Долго проектировали в Москве и в Свердловске еще. Знаешь, что такое Свердловск? Это так раньше Екатеринбург назывался. Был я там. Грязный городишко, однако. Люди хорошие, а городишка — грязный. Большой Урюпинск. Даже Якутск не такой грязный.

Якут чиркнул зажигалкой, до Рогозина донесся запах табака, на этот раз без примесей.

— А здесь хотели сделать хранилище для ядерных материалов. Или еще что‑то такое. Недалеко военную часть тогда поставили, чтобы если американцы через Пролив полезут, их было чем остановить. И хранилище и военную часть при ней тоже здешние зэки отстраивали. Бараки поставили, бомбоубежище выкопали глубокое. Все сделали — подготовили. Только солдат не привезли. Не успели. Там вон, — огонек сигареты показал направление, но для Виктора все направления были равноценны. — Там построили большой склад для боеприпасов. Но никто о нем не знал в лагере. Секретность потому что, паря. Вот.