Здесь птицы не поют (СИ) - Страница 42

— Понял чего‑нибудь? — спросил Рогозин.

— Вообще, — непонятно сказал Моня. — Ты дальше посмотри.

А дальше шли какие‑то совсем непонятные таблицы, усеянные столбиками цифр, каких‑то незнакомых значков и множеством схем.

— Кодекс Войнича какой‑то, — прокомментировал писанину Виктор.

— Чего?

— Не грузись. Я говорю — не понять ничего. Эту штуку нужно наружу вытащить и посмотреть. Людям знающим показать.

— А — а-а, — протянул Моня. — Ясно. Я вот подумал — что такая ерунда в научной лаборатории делает?

Это и в самом деле было странно. Если здесь трудились физики — механики, то что здесь делает эта мистическая тетрадь? В ней должны быть формулы — сигмы всякие и интегралы. Рогозин всегда относился с уважением к работе ученых, мистические же упражнения казались ему пустой тратой времени, глупостями, уделом недалеких необразованных людей. Все эти Блаватские — Рерихи — Папюсы — прочие оккультисты были ему сугубо противны — тем, что отнимали у нормальных людей время и деньги, суля достижение невозможного абсолютно идиотскими методами. Обычный развод лохов. В сознании Рогозина физика и мистика вместе сочетаться не могли ни при каких условиях. Но тетрадь из мира физиков, испещренная рисунками и непонятными символами красноречиво говорила о том, что не все так однознаяно, как представлялось Виктору.

— Хобби у какого‑нибудь завхоза, — выдвинул версию Виктор и выключил фонарь. — Завхозы они знаешь, какие?

— Знаю, — хмыкнул Моня, и, видимо, задел раненную руку, потому что зашипел: — Твою в бога душу… Знаю, какие завхозы бывают — без колдовства в их деле никак.

Рогозин не обратил на его слова никакого внимания. Он вдруг подумал, что все это на самом деле выглядит странно: суточное сидение в подземелье, оказавшееся не бомбоубежищем, а какой‑то лабораторией доктора Моро; этот странный стук в дверь, смолкший при прикосновении к тряпке иччи; теперь вот еще тетрадь с чьими‑то оккультными упражнениями. Он снова вспомнил о маленьком храбром якуте, отправившемся навстречу своим страхам.

— Сколько времени осталось?

— Девять минут, — Моня уже постоянно смотрел на часы, слегка светящиеся в кромешной темноте. — Да не вернется он. Поди уже до деревни добежал. А нас подыхать бросил, — в голосе Мони послышались обиженно — плаксивые нотки. — Чтоб сдохли мы здесь. А вот хрен тебе, косоглазый, а не дохлый Иммануил! Давай собираться, Витек, что ли? Попробуем до людей добраться? Там я этому уроду покажу кузькину мать!

Рогозину не хотелось разделять тревог Мони, Виктор верил якуту и на самом деле искренне за него беспокоился. Ведь то неизвестное, что ломилось в подземелье, легко могло повстречать Юрика на пути и что теперь с ним произошло, не хотелось даже представлять.

— Сиди здесь, я поднимусь, у входа подожду, — сказал Рогозин. — А то еще не услышим, как он скребется. Как время выйдет, позови меня. Фонарем посвети.

— Ладно, Витек, сделаю. Только зря ты это. Не придет он. Знаю я этот народец…

— Заткнись и жди, — оборвал Моню Рогозин, запихивая в свой рюкзак старую тетрадь, которую все еще держал в руках. — Просто помолчи, Моня, надоел своим скулежом.

И Рогозин снова, на ватных ногах, побрел наверх, и в самом деле не очень‑то рассчитывая уже увидеть Юрика.

Он сел на то же самое место перед дверью, где совсем недавно трясся от страха. В этот раз ничто не казалось ему страшным, дверь выглядела хоть и дырявой, но надежной преградой, способной остановить если не взбесившегося носорога, то крупного волка — точно.

— Чего я боялся? — спросил себя Рогозин, пожал плечами и заключил: — Пить надо бросать. Сидел бы сейчас в кафе на Невском, кушал бы булочку, глазел на девчонок… Нет, твою мать, понесло меня! Что за ду…

Сказать про себя обидное он не успел.

— Тук — тук, тук — тук — тук, — легонько постучали снаружи.

И Рогозин облегченно выдохнул.

Срывая кожу с пальцев, не обращая внимания на ссадины, он бросился греметь замысловатым замком.

— Юрка, это ты?

— Нет, паря, бабай по твою душу пришел, — раздалось из‑за двери, и в следующий миг она распахнулась.

На пороге стоял Юрик — точно такой же, каким уходил шесть часов назад.

— Собирайтесь, идти, однако, пора, — сказал он и уселся на землю.

— Куда? — Рогозин слегка опешил.

— К людям, Витька. Я тебе говорил, что Улу Тойон к нам пришел? Так и есть. Мы теперь его обратно выгонять будем.

Рогозин хотел было уже броситься вниз, за Моней и баулами, даже спустился на пару ступенек, но при последних словах остановился и вернулся.

— Улу здесь?

— Здесь, паря, здесь.

— Но ты же говорил, что не Улу придет, а…

— И они все здесь, Витька. Все плохо совсем. Все здесь — Бордонкуй, Аан Арыл, сам Улу — все здесь.

— Куда же мы тогда?

— Драться будем. Выгоним их обратно. Пока что еще они в силу не вошли. Им время нужно к месту привыкнуть. Сейчас их можно убить. Потом не можно будет. Торопись, Витька. И этого тоже возьми. Только быстро все делай, времени очень мало.

Рогозин быстрыми шагами поспешил вниз, рассуждая о том, как замысловата мысль приятеля — якута: то он собирался вечно прятаться от чудовищ, теперь придумал сражаться с ними.

Моня собрался быстро и даже почти не скулил. Видимо, понимал, что с его ранением под землей он долго не проживет.

Когда все трое встретились на поверхности, Моня даже пустил слезу. Обнял одной рукой якута, похлопал его по спине, похлюпал на плече носом.