Здесь птицы не поют (СИ) - Страница 49

Рогозин, наконец, полностью пришел в себя, сказал, тяжело дыша и ощупывая ноющую ногу:

— Я обделался, как младенец.

— Нет, нет, — ответил Юрик и тоненько засмеялся. — Ты не обделался. Только обоссался. Я бы на твоем месте весь на дерьмо изошелся…

— А ты ведь знал, скотина, что это за тварь! Поэтому и подставил меня?

— Нет, Витька. Откуда мне про нее знать? Сказки старые слышал. Но они и близко не похожи на… вот на это, — якут пнул дохлое тело монстра в бок.

— В следующий раз ты будешь приманкой.

— Нет, — сказал Юрик. — Не — е-ет, нет… Я не смогу! Я видел все, я не смогу!

— Долго‑то так почему? Кажется, он весь день меня убивал.

— Я только с пятого раза ему башку отрубить смог, — пустился в объяснения Юрик. — Первый раз ударил — клинок завяз, я тянуть стал, а он меня лягнул. Больно, сука! Зато клинок вырвать удалось. Отлетел я вон туда, вскакиваю и к вам, а у него на шее уже даже рубца нет! Ну я, паря, еще раз — хрясь! — промазал, едва тебя не зацепил, потом еще раз, еще! Только с пятого удалось чисто срубить. Намахался так, будто сто верст в лодке против течения прошел. Устал. И кровь из пальца пошла. Смотреть надо.

Рогозину почему‑то вспомнился Гюго с его живописными рассказами о трудностях отделения головы от тела даже для профессионального палача. Виктор устало почесал свою шею, непроизвольно вздрогнул.

— Я тебе это запомню, дружище, — мрачно пообещал он приятелю.

— Запомни паря, навсегда запомни, — легко согласился якут. — Я тебе сам при случае напоминать буду.

— Задницу помыть нужно. Смердю как бомжара какой‑то.

— До реки дойдем, там вода всю грязь смоет, — пообещал Юрик. — Недалеко уже здесь. Мне тоже нужно руку перевязать.

Пошли так же, как прежде — крадучись, вздрагивая нервно при каждом шорохе, при малейшем порыве ветра.

Кое‑как добрались до реки, нашли у берега место, укрытое с трех сторон от чужих взглядов, и Рогозин полез в воду — как был: в одежде и обуви. На этом настоял Юрик. Он сказал, что камни и скалы нагрелись достаточно, чтобы очень быстро высушить одежду прямо на Викторе, а если вдруг появятся абаасы, то лучше убегать от них в тайгу в одежде, а не нагишом.

Вода была даже на вид холодная.

Рогозин крепко сжал челюсти и опустил левую ногу в тихую заводь. И сразу посинели губы.

— Черт, — прошипел Виктор, — как же они эту реку переплывали, а? У меня мошонка уже где‑то возле горла застряла.

— Испугаешься, еще и не в такую реку полезешь, — усмехнулся якут. — Вспомни, как мы сами недавно по воде шли целый час. Холодно тебе тогда было?

Рогозин опустил в воду вторую ногу. И сразу отцепился от камня, сполз вниз и замер, стоя по пояс в воде. Глаза его стали круглыми. Постоял так несколько секунд, привыкая к ощущениям. Но привыкнуть к такому было почему‑то в этот раз невозможно — то ли адреналин кончился, то ли вода и в самом деле стала куда холоднее позавчерашней.

— Нет — тт, т — т-тогда не х — х-холодно б — ббыло, — простучал Рогозин зубами. — М — м-может, т — т-теперь ледник какой раст — т-таял?

— Возможно, — Юрик озирался вокруг, ни на чем надолго не фиксируя взгляд. — Ты, Витька, давай‑ка побыстрее купайся, а то мало ли… И сохнуть тебе еще.

— На х — х-ходу вы — вы — высохну. С — с-сколько до — до лагеря?

— Километра три — четыре по берегу. Не успеешь. Мы сильно к северу взяли, чтоб не наткнуться на…

Чего опасался Юрик, Рогозин знал не понаслышке, поэтому дослушивать не стал, а набрав в легкие воздуха, присел, рассчитывая пробыть под водой с полминуты. Выдержал секунд десять, вскочил и, едва ли не в едином прыжке залетел на теплый камень, лег на живот и прижался щекой к согретому солнцем шершавому боку валуна.

— Т — т-т — т-вою м — м-мать! — прошептал Рогозин. — К‑как же вы з — з-здесь живете?!

— Умеем, паря, — отозвался Юрик. — Раньше говорили, что якут нарты без колдовства не запрягает. Чтобы не замерзнуть, чтобы не заболеть, чтобы не потеряться, чтобы не увидеть злых духов — от всего наговоры были.

— А теперь? — Рогозина отпустила трясучка, одежда была еще мокрой, но по телу уже бежали волны тепла.

Легкий ветерок уносил ощущение принизывающего холода.

— А теперь есть радиостанции, ТЭЦ, автомобили, вертолеты, пуховики, — рассуждал Юрик. — Колдовство большинству людей больше не нужно. Мало знающих шаманов осталось. А великих — вообще нет. Нет, есть один, но он не из моего народа.

— Савельев?

— Да, паря. Это — великий шаман. Если сумел так все устроить, что…

— Юр, давай сожрем что‑нибудь, а? — перебил его Виктор.

— Давай, — согласился компаньон. — Пора уже, далеко ушли, много сделали.

Ножом он пополам разрубил высокую банку, сунул в руки Рогозину одну из половин, а сам принялся вычерпывать содержимое второй.

— Послушай, Юрик, — вдруг вспомнил о несказанном Рогозин, — почему из всех, кто был в пещере, ты выбрал именно меня? Взял бы Семена — он человек умелый, опытный, возможно, он был бы полезнее? Почему ты выбрал меня?

Юрик посмотрел вдаль, воткнул нож в тушеное мясо, отправил кусочек в рот и ответил:

— Ты, Витька, единственный, о ком я точно знаю, что в него не вселился абаас. Я был с тобою все это время, видел, что ты делаешь и только тебе могу доверить свою спину — каким бы нелепым придурком ты ни был. А остальные… я не знаю, паря, — люди ли они до сих пор?

И, считая, видимо, тему исчерпанной, Юрик невозмутимо продолжил поглощать волокна мяса, тщательно пережевывая каждое.