Сидевшие у костра переглянулись, лица их посерели — это было видно даже в неверном освещении пляшущего огня.
— Шпать мне пога, — поднялся Шепелявый. — Шабачья шмена моя. Молитву пегед шном еще шотвоить нужно и печати на входе пговеить. Не дай Бог, ночью дощщь пойдет, жнаки мои шмоет, тогда нам вшем къышка.
— Да, — поддержал его капитан Семен, — тебе пора. Да и нам тоже выспаться нужно. Черт, — он сплюнул через плечо и перекрестился, — знает, что нас завтра ждет. Лучше быть в форме. Санька вам все расскажет. А потом тоже спать ложитесь.
Народ разошелся по углам, где прямо на неровный каменный пол были набросаны какие‑то вещи — вместо матрасов. Почти не разговаривая между собой, люди улеглись.
Все это выглядело так странно, что Рогозин не мог не отметить, что его собратья по несчастью, которых, как он считал, он знает как облупленных, здорово изменились за последние пару дней.
Перед затухающим костром остались только Санек, Юрик и Рогозин. Виктор долго молча смотрел на тлеющие угли и ждал каких‑то слов, но вскоре понял, что, кажется, никто не спешит посвятить его в происходящее.
— Так что случилось? — Снова спросил он Шестипалого. — Где Савельев с Атасом? Где аспиранты?
Тот беззвучно пожевал свои сухие тонкие губы, поскреб увечной клешней заросшую щетиной щеку, отхлебнул из чашки крепчайшего чая с какими‑то таежными отдушками и только после этого ответил:
— Никто тебе этого не расскажет, Вить. Потому что никто не знает. Юрик вон говорит, что это какие‑то якутские подземные черти наружу выбрались, но, знаешь… Мы ведь все — взрослые люди и в чертей мало верим. Геша вот считает, что началось инопланетное вторжение. Он думает, что мы случайно открыли какой‑то межпланетный портал и сюда полезли эти вот… существа. Или не мы открывали, просто так совпало. Начитался фантастики, теперь бредит. Ты видел кого‑нибудь из них?
— Светящегося такого… с четырьмя руками. И еще Моню только что какой‑то чучуна утащил. Но этого я почти не видел — так, пятно темное, шевелящееся.
— Они почти все такие, — кивнул Санек. — Какие‑то размытые пятна тумана, светящиеся уродцы, издалека в бинокль я видел еще двух человекоподобных. Оба такие, знаешь, перекачанные качки, рогатые и с хвостами. Такие, знаешь, качки, как на картинах этого… ну, художник… про Конана — варвара картинки рисовал?
— Вальехо? — Рогозину нравились похожие на чудовищные открытки картины художника, где‑то дома даже валялся дорогущий альбом.
— Да. Видел у него монстров таких — пережравших анаболиков, клыкастых, рогатых, с наростами на спинах? Вот и эти точно такие — будто с его картин сошли. Черти, — сказал, словно выплюнул слово Санек, и тут же рука его совершила уже привычное движение: ото лба вниз, потом от плеча к плечу. — Раньше бы я сам первый сказал тому, кто мне о таком стал бы рассказывать — проспись и больше не пей так много, но не теперь. Теперь я не уверен, что такой совет поможет. И знаешь, что еще я видел? Мне мало кто верит, но это правда!
— Улу Тойона? — жадно спросил Юрик, прикуривая от ветки.
— Не кури здесь, — шлепнул его по руке шестипалый. — Люди спят. Да и вообще. Шепелявый говорит, что мерзким табачищем мы его молитвам вредим и делаемся видимыми для этих…
— Он же сам смолит как паровоз? — удивился якут, но сигарету затушил.
— Бросил. Уже три дня. И мы все бросили. И ты бросишь. Если жить хочешь.
Юрик кивнул, но початую пачку сигарет по — куркульски спрятал в свой обшитый амулетами сидор.
— Так что ты видел?
— Савельева! И будь я… в общем, он командовал этими существами и они повиновались ему! А псина его вела этих тварей по нашему следу!
— Я тебе говорил, говорил, что Савельев шаман, — горячечно зашептал якут. — Видишь, паря! Прав я! Во всем!
— Ничего не понимаю, — устало опустил плечи Рогозин. — Мне кто‑нибудь сможет по порядку рассказать, что произошло?
— А ты думаешь, кто‑то знает? — философски протянул Санек. — Все видели что‑то, какой‑то кусок. Вон, томичи рассказывают, что люди, которые возле алтаря были и раненного вами Серегу принесли, вдруг стали покрываться струпьями, вены и сосуды почернели, кожа стала трескаться и лопаться как пересушенная бумага, а потом они накинулись на Наташу и начали рвать ее на части. В них стреляли, только все бестолку — они словно и не замечали, что их тела рвутся дробью. Мгновенная регенерация. Петр, Иван, Жека — превратились в каких‑то монстров. Потом они сожрали Андреевну с аспирантом, а остальные бросились наутек — через реку. В реку эти не полезли. А Лариса говорит — она плыла через реку последней, что кто‑то в камуфляже появился в лагере и увел этих зомбаков в тайгу. Я думаю, это был Савельев.
— А вы чего видели?
— А мы с маршрута возвращались с Кириллом. Я, Шепелявый, капитан и Борисов. Вашей стрельбы не слышали — далеко еще были. Стали ближе подходить — здесь‑то и началось. На сопку взобрались — вот уже лагерь наш, рукой подать. А из соседнего распадка, ну, где Юрка алтарь нашел, свет из земли бьет! Яркий — аж глаза режет! Семен и говорит: «Стой паровоз!». Шлепнулись мы на землю, лежим, сопим, здесь‑то и услышали стрельбу от лагеря рыбаков. Бах — бах! Глядим — народ в реку бросился и плывет на тот берег. Вот и нас Семен на тот берег потащил. Только и успел я, что на родные палатки в бинокль посмотреть. А там Савельев ходит, важный такой и кобель его за ним вышагивает. А рядом — те два рогача, несколько четырехруких и с десяток, может быть дюжина, темных. И Ким наш Стальевич им так властно ручкой показывает направления, а они ни слова ему поперек: показал на восток и часть черных с четырехруким во главе бросились туда, показал на запад — вторая группа туда понеслась…