— Я говорил, что Савельев шаман, — вставил Юрик.
— Не знаю, — покачал головой Санек. — У меня впечатление сложилось, что он поглавнее какого‑то шамана будет. Виталик мог бы рассказать, что там с Савельевым случилось, он ведь единственный из савельевской партии живой и с нами, но Виталик молчит, словно язык проглотил.
— И вы не заставили его рассказать? — удивился Рогозин. — Я бы первым делом…
— Ты не понял, — хмыкнул шестипалый. — Он вообще молчит. И, кажется, чокнулся. Смотрит в одно место и молчит. Пока приказа не получит — ничего не делает. Скажешь ему «спать» — спит, скажешь «иди» — будет идти. Пока в стену или там в дерево не упрется. И будет об нее лбом биться, но обойти не сможет. Натурально: будто сумасшедший слепой.
— Как же он сюда добрался?
— Мы его из реки выловили, когда вслед за томскими через нее ломанулись. Семен сказал — сначала безопасность, потом расследование. Вот и сховались. У этой савельевской нечисти поначалу какие‑то свои дела были, они за нами не особенно‑то и гнались…
— Моню они искали, чтобы ритуал перехода завершить, — объяснил Юрик.
— Не знаю, может быть, — пожал плечами Санек. — Мы до вечера просидели, прождали, потом Шепелявого с Игорьком… Помнишь Игорька из «юристов»?
— Бровастый такой?
— Во — во, «бровастый». Их на разведку поутру послали, по берегу пройтись, позырить, что там да как. А вернулся только Шепелявый. Эти твари уже к тому времени на наш берег переправились. Темные и светящиеся. Остальных Шепа не видел. Короче, попали они с Игорьком. Томский отстреливаться стал — даже мы это слышали, несколько раз попал. Шепелявый так говорит. Только этим все по барабану. Дырища в теле сквозная, небо в прореху видать, только зарастают они почти мгновенно — все равно что в манную кашу стрелять. Ну вот, пока Игореха геройствовал, наш безоружный Шепа бухнулся на колени и давай молиться, как в монастыре учили. И вот здесь реальное чудо случилось — Игорька они утащили, а на Шепу даже не взглянули, будто и не видели.
Санек перекрестился странной щепотью — составленной из оставшихся пальцев, но всем это отступление от канона, кажется, было безразлично.
— Ну и вот, как Шепа вернулся, так стал всюду кресты малевать чем попало — грязью, кровью, ножом на коре деревьев вырезать, молился много, только трудно разобрать о чем.
— На то он и Шепа, — грустно произнес Юрик.
— Ага, — согласился Санек. — Только молитвы его, вроде бы и в самом деле помогли нам. Несколько раз эти…
— Демоны, — подсказал якут.
— Пусть демоны, — снова кивнул подбородком шестипалый и опять перекрестился. — Несколько раз они подходили прямо к пещере, мы уж друг с другом попрощаться успели, а они словно и не видят ее. Так что теперь у нас несколько вождей образовалось.
В голосе шестипалого слышалась ирония, но была она какой‑то совсем печальной.
— Безопасностью вроде как рулит Семен, хозяйством взялся заведовать Борисов, а духовным лидером стал Шепа. Только общего языка они найти не могут. Триумвират, мать их! Грызутся как суки помойные. Утром увидите. И Кирюха еще сопли распустил. Дурдом на выезде, короче. Утром увидите.
Поутру, действительно, началось странное. Сначала вместо будильника вдруг завыл Шепа:
— Гошподи Ишууше! — и еще что‑то длинное нараспев, отдельных слов не разобрать.
И вся его немногочисленная паства, исключая обоих капитанов, Санька и аспиранта Кирилла, принялась отбивать поклоны, стоя на коленях, креститься и что‑то нестройно подпевать Матвею. Продолжалась молитва с полчаса, — Рогозин успел протереть глаза мокрой тряпицей и выскочить до ветра наружу. Потом люди как будто следуя застарелой привычке, поднялись на ноги, выстроились в очередь и стали прикладываться губами к вырезанному из пары деревяшек кресту в руках у Шепы. Когда скрещенные и перевязанные бечевкой палки перецеловали все, Матвей перекрестил своих прихожан трижды и велел заниматься текущими делами. Выглядело все это как повседневная жизнь какой‑то секты.
— Видел? — вполголоса спросил Рогозина Санек. — Вот такая петрушка уже третье утро. Так уверовали в молитвы Шепелявого, что никаких слов не понимают.
— Юрик говорит, что абаасы не чуют людей под землей. Может, в этом причина? А не в молитвах Шепелявого?
— Кто знает? Я‑то точно без понятия. Единственное, о чем думаю — как бы выбраться отсюда поскорее. Пошли, сейчас тушняк раздавать будут.
Завтрак вышел скудным — банка тушенки и один бич — пакет с картофельным пюре на троих, и сразу, как только перестали звенеть ложки, Семен громко заявил:
— Товарищи! Нужно срочно решить, что нам делать дальше. Запасов продовольствия осталось на пару дней, воды почти нет. Нам следует придумать, как отсюда выбраться. Кирилл? Как там, снаружи?
Аспирант принял из рук Геши остатки еды, закинул кусок в рот и, тщательно пережевывая, стал докладывать:
— С утра, когда Шепа мне вахту сдал, тихо было. Но минут двадцать назад с северо — востока появились двое темных. Один по низу шел, а второй — по деревьям прыгал. Быстро. Очень быстро. Сначала прямо на меня перли, я даже чуть вглубь пещеры отступил и хотел уже тревогу поднимать. Выждал чуть — чуть, выглянул — нету их. Думаю, где‑то рядом бродят.
Рогозин многозначительно посмотрел на Санька, но тот промолчал.
— Ночью, пегед гашветом уже, — встрепенулся Матвей, — мне покажалошь, что Аташ где‑то гядом пошкуливает.
— Обложили, суки! Даже погадить не выйти, — сплюнул под ноги один из «рыбаков» — Сергей.